Мои гости Евгений Марлей

Слово "Тяф!" пришло из далеких, подёрнутых дымкой, лет.
Тогда сын был еще дошкольником и страстно мечтал о щеночке. Перебирая надоевшие игрушки, он порою будто невпопад произносил – "Тяф!" и его карие глазенки в пушистых ресницах заволакивались грустью. Да, нелегко быть единственным ребенком в семье, которого к тому же не водят в детский садик. Говорят, там нет мест и свирепствует злая колдунья – Инфекция. Но как скучно одному без товарищей! Конечно, он любит бабушку, называет ее ласково – бабенькой и дни напролет заставляет рассказывать сказки или вслух читать книжки (прямо "до мозоли на языке"), а иногда – даже петь, благо у нее еще такой красивый голос.
"И все же, и все же. Услышать бы – Тяф! И еще раз тяф-тяф!" – наверное, так думал сын, томясь в ожидании обещанного щеночка.
Наконец, в один из пуржистый мартовских вечеров мама пришла с работы вся заснеженная и еще в прихожей, не снимая пальто, бережно вынула из-за теплой полы белый пушистый комочек. Он был так мал, что свободно умещался на ее ладони. Вначале мне показалось, что это плюшевая игрушка. А сын, вопреки запрету выбежавший в холодную прихожую, зачарованно остановился. Ему сразу все стало ясно – это было то самое, долгожданное, заветное.
Но какой же он крохотный и, наверное, хрупкий! К нему даже страшно прикоснуться и тем более взять руками. И этот комочек затявкал, потом высунул игрушечно-маленький розовый язычок и усиленно задышал (все-все как у настоящей собаки!), а когда его опустили на пол, неуверенно зашагал разъезжающимися лапками и, присев, сделал лужицу.
Мама сказала сыну: "Ухаживать за песиком будешь ты сам! Назовем его просто – Кутька".
Сын стал занятым, ответственным человечком. Он поил и кормил щеночка, убирал за ним все, что тот оставлял на паркете, выносил гулять во двор, мыл в тазу, расчесывал густую шерсть редким металлическим гребнем с затупленными зубьями и, ложась спать, брал его – чистенького и беленького – к себе на постель.
Они стали друзьями - "водой не разлить".
А как сын волновался, когда у щеночка исчезал его неуемный аппетит, или он начинал чихать, или его черный носик, влажный и холодный, становился сухим и теплым.
А какой тревожный вечер провел сын, когда щеночек стал поскуливать и чесаться, а на его розовой кожице под густенной шерстью, появилась аллергическая сыпь от съеденного кусочка пряника с гвоздикой.
Но так случалось редко, а чаще веселое тявканье предвещало неудержимую радость жизни. Щеночка полюбила вся семья: и вечно невысыпающийся, замученный диссертацией я, – папа, и, пропадающая на работе, дежурствах и совместительствах, мама-врач, и даже бабенька с больными ногами, первоначально возражавшая против того, чтобы завели собаку.
Она боялась, что у нее не хватит сил ухаживать не только за внуком, но и "еще за одним существом".
Помню, как подрастающий щеночек стал проявлять интерес ко всем вещам в квартире и, особенно, к зеркалу платяного шкафа. Он зачастую подходил к нему, поднимался на задние лапки, внимательно рассматривая свое отражение. И не тявкал, очевидно понимая, что в зеркале не чужая собака, а он сам.
Такое понимание должно возникать у всех животных, имеющих зрение, поскольку они видят свое отражение в зеркалах луж и водопоя.
Собачье детство коротко. Вскоре щеночек превратился в подвижную собачонку с длинной пушистой шерстью, изумительно белой после мытья, а иногда сероватой, свалявшейся, когда сын затягивал с банным днем. Знающие люди определили, что Кутька является помесью жесткошерстного фокстерьера и болонки.
"Овчина с глазами" – так назвала его соседка по квартире. И, действительно, песик носил на себе прямо "золотое руно".
Кутьку, как я упоминал, приходилось часто купать, а затем расчесывать. При этом гребнем вычесывалась шерсть. К лету же его остригли. Собрался целый мешочек шерсти, который выпросили бабки-соседки; они спряли и связали себе теплые варежки. В следующий раз, когда скопилась шерсть, бабенька заказала носки внуку и себе. Какие же они были жаркие! У бабеньки даже ноги стали меньше болеть!
Песик стал сыну ревностным сотоварищем в играх.
"Кутька, на ворота!" – кричал сын, собираясь играть в футбол. Собачонка немедленно становилась посередине между двумя стульями и мордочкой (с черной пуговкой на конце) азартно отбивала теннисный мяч. А с каким веселым лаем она бегала по комнате, пытаясь отобрать мяч у сына, когда он его водил ногами, подобно заядлому футболисту. Но, овладев мячом, песик недолго держал его в растянутой до предела пастишке, отпускал, катил, снова схватывал, снова катил, приглашая продолжать игру. Но, как только сын пытался отбить мяч, возобновлялась яростная борьба за него.
Вызывало удивление, как собачонка хорошо ориентируется в разных ситуациях. Когда раздавался звонок у входной двери и Кутька видел, что бабенька находится поблизости, он не лаял. Когда же она была далеко в кухне и могла не услышать звонок, то Кутька, высунув мордочку в просторный вестибюль, куда ему было запрещено выходить, раскатисто лаял.
Как-то вся семья собралась в большой комнате вокруг круглого стола, стоявшего посередине. Шел важный разговор и на Кутьку никто не обращал внимания. А он, видимо, томясь потребностью участвовать в разговоре, по очереди ко всем приставал. То носом ткнет в ладонь, то встанет на задние лапки, а передние – положит на колени сидящего. Конечно, это мешало серьезному разговору и жена строгим голосом приказала: "Кутька, на место!" Но он медлил уходить в другую комнату, где у него была стеганная подстилка. После же повторного приказа Кутька, понуро опустив голову, направился его выполнять, но в дверном проеме остановился, оглядываясь на хозяйку. Если бы он уловил в ее лице хоть малейшее послабление, то мгновенно кинулся бы к ней широко улыбаясь (да, да – он умел улыбаться!). Но лицо хозяйки оставалось строгим. Пришлось уйти. Однако через минуту он вновь появился, волоча за собой подстилку, прихваченную зубами, и, подтащив к столу, преспокойно на ней улегся. Каков хитрец! Ну, конечно, гнать его уже никто не стал.
Между бабенькой и Кутькой возникла настоящая дружба, особенно окрепшая, когда сын пошел в первый класс, а она подолгу оставалась дома одна. Многие часы бабенька поверяла Кутьке свои думы, заботы, огорчения.
Жаловалась на ревматические боли в ногах. А песик сквозь редкую челку сочувственно-понимающе глядел голубенькими глазками ей в лицо, лизал ее больные ноги и порою жалеючи поскуливал.
Известно, что ребенок очеловечивается в процессе воспитания, обучения, общения с окружающими. Нечто похожее, по-видимому, произошло и с Кутькой. Мы стали замечать, что песик понимает слова. И однажды за вечерним чаем, когда вся семья была в сборе, бабушка с таинственным видом, как о чем-то невероятно-чудесном, убежденно сказала – "Он все понимает!" – и едва заметно повела глазами в сторону песика.
Кутька лежал на подстилке и подремывал, но, услышав слова бабеньки, подтвердил их, замахав коротким, кривым хвостиком. Затем кто-то произнес слово "животное". Реакция была такая же. Потом последовательно сказали: "Зверь", "Скотинка", "Песик". Все повторялось. Уже говорить о кличке "Кутька" или "Собака" не приходилось.
Сын, играя с Кутькой, иногда переиначивал слово "Собака" на "Бабака". Ох, если б Вы слышали, как бурно реагировал песик на такое коверканье. Он лаял и, чем дольше сын дразнил этим словом, тем яростней становился его лай. А называя песика надуманным словом "Саламандричка", сын доводил его, беднягу, до исступления. Казалось, пёс яростно кричал: "Какая я Соломандричка или Бабака. Я собака, животное, зверь, скотинка, песик и, конечно, Кутька!" Видя неистовую реакцию друга, сын переставал шутить и начинал его гладить, приговаривая: "Да, да, ты собака, собака. Хорошая собака." Песик быстро успокаивался и начинал махать коротким хвостиком.
А как песик выполнял сложные команды! По утрам, выведя его во двор, кто-нибудь из нас говорил: "Кутенька, поскорее! Я опаздываю на работу (или в школу)." И песик мчался и быстро справлял свои дела, не обращая внимания на других собак, если они даже пытались приставать. А затем ему приказывали: "Беги домой и подай голос!" И Кутька мчался по лестнице на третий этаж и у входных дверей лаял. Тогда бабенька впускала его в квартиру. Но случилось, что эту команду подала без ее второй части. Бабенька долго ждала в прихожей лая Кутьки, но он не раздавался. Тогда она приоткрыла входную дверь и увидела песика, как-то виновато сидящего на лестничной площадке. Не было команды лаять, и он молчал.
Впоследствии процедура утреннего выгула Кутьки еще более упростилась. Бабенька выпускала его из квартиры со словами: "Беги во двор, не связывайся с собаками и кошками и быстро возвращайся." И не было случая, чтобы Кутька нарушил распоряжение, хотя соблазнов во дворе было множество. Первое время бабенька наблюдала за поведением Кутьки во дворе через окно кухни, а затем стала ему полностью доверять.
Удивляло поведение Кутьки, когда он слышал разговор на повышенных тонах, а такое бывало из-за шалостей сына. Тогда раздавалось цоканье его переросших коготков о пол, и он оказывался тут как тут. И встревал в разговор лаем; иногда даже протискивал мордочку между противоборствующими сторонами, то есть между мной и сыном. А случалось, яростно рыча, тянул одного из нас за брючину.
Однажды, я и сын разыграли драку и Кутька проявил всю ярость миротворца. А когда мы уже не в силах были сдержать смех, Кутька, ошалев от радости, начал с веселым лаем бешено кружить по комнате, перепрыгивая через стулья, высокий старинный сундук, И чуть не опрокинул вазу с цветами.
Мы с трудом его утихомирили.
Для проверки этой особенности поведения Кутьки, бабенька предложила внуку занести над ней кулак. Песик, лежавший рядом на подстилке, буквально взвился и вцепился в руку предполагаемого обидчика. Этим шутка и закончилась. Укус был ощутим. Бабенька и внук стали гладить и успокаивать Кутьку. А он понял, что опростоволосился и, поджав короткий хвостик, вернулся на подстилку.
"Какие непонятные люди, – наверно думал Кутька, – разве этим шутят! Молодой поднял на старого руку. А я вас всех люблю!"
Вспоминаются и другие эпизоды из жития Кутьки. Летом, когда мы купались в озере, он заплывал дальше всех и гнал, именно – гнал нас к берегу. Кому-нибудь из нас приходилось удерживать его на берегу, чтобы он не мешал остальным плавать.
А как Кутька красиво боролся с собаками, одинаковыми с ним по размерам. Они становились на задние лапки, а передними – охватив туловище друг друга, пытались завалить на бок. Чем не борцы!
Кутька был изрядным дон Жуаном и пик его похождений приходился на весну, когда мы переселялись на дачу. В это время он нередко дрался с псами и котами и ходил со свежими и заживающими царапинами и укусами.
Отмечая необычную "очеловеченность" Кутьки, я назвал его "братом во шерсти", а сын выдумал обращение: "Ваше тявство!", наподобие "Ваше величество!"
Безусловно, Кутька был одаренным и благородным песиком, горячо любящим всех членов семьи – его стаи. И, как это не покажется парадоксальным, он считал себя ее вожаком, несмотря на свои малые размеры и силы. Только так можно объяснить его яростные выступления против малейших нарушений справедливости и мира в семье-стае, попытки оберечь нас, когда мы купались в озере.
У Кутьки была еще одна особенность: он с места мог подпрыгнуть в высоту почти на полтора метра и без видимых затруднений долго ходить на задних лапках. Такие цирковые представления восхищали и умиляли зрителей. Его одаривали кусками сахара и конфетами. Но собакам вредны сладости, поскольку они могут спровоцировать сахарный диабет. Кутьке было восемь лет, когда он занемог. Пропал аппетит, появилась жажда.
А на нас в это время обрушилось великое несчастье – тяжело умирала бабенька. Все мы были этим поглощены и не поняли, что вместе с ней умирает другое благородное существо.
А когда поняли - было поздно...
Утром, возвратившись из больницы после мучительного дежурства у постели умирающей, мы увидели Кутьку, аккуратно лежащего на боку на подстилке с напряженно распрямленными лапками.
Прошло много лет. Сыну было за тридцать. Находясь в командировке на далекой Камчатке, он прислал телеграмму из одного слова: "Тяф!"
Непонятно?

Но родным, даже трехлетней внучке, все было ясно!